クリスマスのお話 白樺（しらかば）のクリスマスツリー
СВЯТОЧНЫЙ РАССКАЗ: БЕРЕЗОВАЯ ЕЛКА
降誕祭の夜に起きない奇蹟（きせき）があるでしょうか！ セリョジャは、ママがクリスマスのお話を読んでくれるのを聞いて、ただ驚いていました。その全ては、寂（さび）しく寂しく始まりますが、最後は喜びで泣きたくなる終わり方です。別の結末（けつまつ）のお話もありましたが、ママは眉（まゆ）を曇（くも）らせ、飛ばしていました。その判断は正しかったのです。彼らの人生に寂しさは十分ありました。
窓の外に紺青（こんじょう）の夜が下りてきました。庭はすぐ暗くなり、シラカバだけが眩しいランターンの下で白いままでした。牡丹雪（ぼたんゆき）が、むかしクリスマスツリーのある部屋を飾っていた糸つなぎの綿玉のように降っていました。
降誕祭の前に
その幸せなときを思い出しながら、セリョジャは目を細めました。白樺はたちまちクリスマスツリーになり、向かいの家のたくさんの窓は、降誕祭を祝って輝きながら、光の花冠（はなかん）になりました。パパとママは家具や絨毯（じゅうたん）で雑然（ざつぜん）とする部屋を右往左往（うおうさおう）していました。食器棚（しょっきだな）からお祝い用の食器を取り出して、その中にチーズ、サラミ、蒸（む）した肉じゃがをよそっていました…
セリョジャは空腹の唾（つば）を飲み込み、目をみはりました。クリスマスツリーは再び白樺になり、部屋は空っぽで味気（あじけ）なく、そこには絨毯も肘掛（ひじか）け椅子（いす）もお祝いの食卓（しょくたく）もなく、パパもいませんでした…ママはボロボロのソファで横になって、いかに貧しい少年が掘っ建て小屋（ほったてごや）から宮殿（きゅうでん）へ降誕祭舞踏会（ぶとうかい）に行ったか読んでいました。パパは…最後にパパを見たのは駅で、全く同じ酔っ払い（よっぱらい）の浮浪者（ふろうしゃ）に囲（かこ）まれていました。
―これで終わり！ ママは最後のページをめくりながら、言いました。
「これが本でだけのことだなんて残念（ざんねん）！」セリョジャは自分にため息をついて、大声でママに尋（たず）ねました。
―どうしてこの話しがおめでたいの？
ママは考えて、微笑（ほほえ）みました。
―たぶん降誕祭のことだから。今日でものいみが終わりだって知ってるでしょう。
―私たちはあしたもものいみ！とセリョジャはぶつぶつ言いました。
―…そして、おめでたい最も楽しい一週間がやってくる！とママはぶつぶつが聞こえなかったふりをして、続けました。
―一番悲しい一週間…と再び男の子は声を歪（ゆが）めて繰り返しました。
ママはなんとか肘（ひじ）をついて座り、テーブルの上にあるイコン前のランパーダを灯しました。
―ほら、祭日がやってきた。セリョジャ、ハリストスの降誕祭おめでとう！私たちにも本当のおめでたが欲しいけど…
ママ
言い切らないまま、彼女は壁（かべ）に向かって横になりました。肩は震えていました。どうすればセリョジャはママを助けることができるのでしょう？ 抱きしめて？ 優しい言葉をかけて？ でもそうすると、すでに一度ならずそうだったように、泣き出してしまうから。それで彼は再び自分の窓から白樺を、そして、目の涙で虹色（にじいろ）の窓を眺めるようになりました。
彼は知っていました。ママが、今日降誕祭の祈祷にたくさんの人がくる教会で寛大（かんだい）な寄付（きふ）をいただきたいと思っていたと。そしてそのお金をどのように使うかいっしょに夢想（むそう）していたことを思い出していました。しかし、ママの心臓（しんぞう）が痛み、お医者さんは入院する必要があると言いました。でも処方箋（しょほうせん）を書きながら、「薬は自分のお金で買わなければ」と注意しました。しかも、その中のもっとも安い薬は、ママが庭の掃除婦（そうじふ）として働いていた時の月給（げっきゅう）より高かったのです。そんなお金はどこで手に入るのでしょう？
お金はどこで手に入る？
セリョジャはランパーダの火に目を向けました。パパが一番貴重（きちょう）なものは全部飲み代（のみだい）に使ってしまって、家から消えてから、家具や様々な物を古物商（こぶつしょう）に渡してしまいました。蚤の市でも売れない物しか残りませんでした。ばねの鋭い歯でいつもおびえさせるソファ、傷だらけのテーブル、足の不自由な椅子のことです…
ママは両親のイコンも売りたかったのですが、あるおばあちゃんが言いました。それは「すべての苦しむ者の喜び」と呼ばれるイコンで、もしママはその前で祈れば、神と至聖（しせい）なる生神女（しょうしんじょ）マリヤがきっと助けに来ると。
もうこの世の誰も彼らを助けることができなかったので、ママはその助言に従いました。彼女は瓶（びん）をランパーダにして安い油を注いで（そのせいで火はほとんどすぐに消えていましたが）、祈り始めました。その後は教会にも行き始め、奉神礼（ほうしんれい）の前後（ぜんご）に施（ほどこ）しを求めていました。
そして、驚いたことに、もうずっと前から彼らに売るものは何もなかったし、ママは病気のせいで仕事を辞めざるを得なかったので、お金が手に入るところはどこにもなかったけど、食べ物は、もっとも古く簡素（かんそ）でしたが、家になくなることはありませんでした。今日、一番星（いちばんぼし）の後で、彼らはお祝いの晩御飯（ライ麦のパンと玉ねぎ付きのニシン）を食べました。しかし、明日は、セリョジャは凍（こご）えながら思い出しましたが、全く食べるものが何もありません。
そこで彼はママをどうしたら助けられるかわかりました！ 彼女に自分で施しを求めるために出かける力がないなら、彼が行かなければ！ 気づかれないように家を出るために、ママが眠るまで、あるいはランパーダが消えるまで待つ必要がありました。しかし、今回はどういうわけか火が燃え続けていました。幸い、ママはすぐすやすや寝息（ねいき）を立て始めたので、セリョジャは急いで上着（うわぎ）を羽織（はお）り、静かにドアを出ました。
外で
通りは、色とりどりの輝きと様々な声の賑（にぎ）わいで彼を迎えました。広告の光があらゆる方向からきらめき、車は車輪（しゃりん）をシューシュー鳴らしながら雪で覆われた道路を急いでいました。人々は笑ってお祭りを喜びながら歩いています。彼を追い越す者もあれば、向こう側からすれ違う人もあります。…数十人、数百人、数千人、一人として、家に病気の母がいる孤独（こどく）な少年を気に留めません。
セリョジャは歩いていて、このすべてをどこかで見聞きした、しかもごく最近という気がしていました。「あ、そうだ」彼は思い出しました。「クリスマスのお話でです」。しかし、そこでは心ない通行人たちは100年前に生きていた人たちでしたが、この人たちではなかったのです。貧しい少年は彼自身でした。一番近くの教会と別の二つの教会では夜の奉神礼がもう終わりましたが、彼にも何か途轍（とてつ）もないことが起こりうるという気持ちが離れませんでした。
彼はもはや歩きません、通りを走っていました。そして一度だけ、大きな店に通りがかると立ち止まり、ショーウインドーに鼻を押しながら、さまざまなお菓子で溢（あふ）れるカウンターと土産（みやげ）売り場の大きなテディベアを長い間見つめていました。
やっと、町の半分を走り回ってトラムで回ってから、夜の奉神礼がまだ続く教会を見ました。教会の玄関に立ち、セリョジャはこわごわ手を伸ばし、近づく人々を見ながら、不慣（ふな）れなことを自分の中から押し出しました。
―ハリストスの名によってお願いしています！
ハリストスの名によって…お願いしています！
老人が彼の掌（てのひら）に入れた最初のルブル、彼は一生忘れませんでした。それから、一人の女性が彼に１０コペイカ硬貨（こうか）を二枚与えました。もう一人はクッキーを。その後、教会前の通りはまるで死んだようでした。
セリョジャは、奉神礼の始まりに遅れたので、人々が帰り始めるその終わりまで待たなければならないことを悟りました。
教会の中では大きい声で「ハリストス生まる…」が歌われていましたが、ためらいました。だって、その間に寛大な通行人（つうこうにん）が急に現れることもあるかもしれないのですから。
同じ場所に長い間立っていたせいで、足が凍え始めました。急いで手袋（てぶくろ）を家に忘れて、今や代（か）わる代（が）わる左右（さゆう）の手をポケットに入れて温めなくてはありませんでした。結局、彼は尻をついて座って、掌を下ろさずに（だって誰かが急に通ることもあるかもしれないのですから）、すぐにも眠りに落ちそうだと感じました。
近くで誰かが大声で話していたので、眠りから覚めました。セリョジャは目を開くと、羊皮（ひつじがわ）のコートを着た背の高く二枚目の、お金持ちが持つベルト付きの分厚いカバンを抱えた男性が見えました。
―祝福してくれていいよ！ ―彼が電話で誰かに言いました。 ―今痛悔したばかりで、よく言われるように、心を清らかにしました。霊（たましい）からこんな重荷を下ろしたよ…じゃ、今から休みに行く！
―ハリストスのためにお願いしています！ ―セリョジャは、彼が今にも帰ってしまうことを恐（おそ）れて、凍った唇をなんとか開きました。男性は話しをやめないまま、ポケットから取り出して、ぞんざいに渡しました。セリョジャは自分の目を信じられませんでしたが、降誕祭の夜になんという奇蹟があり得るのでしょう！ 百ルブル札です！
―ありがとう！ 彼は囁（ささや）き、感謝が爆発（ばくはつ）して戸惑（とまど）いながら説明し始めました。「結局、おかあさんが病気で…処方箋…あしたは食べるものが…なくて…」
―十分だろう。残りは神さまがくれるよ！ ―男性はセリョジャを自分なりに理解して、追い払いました。
奇蹟はあります！
そして、そこで何か不可解（ふかかい）な…不思議な…驚くべきことが起こりました！ 男性の顔が急に変わりました。見下げた表情はなくなり、敬虔（けいけん）な表情に取って代わりました。喜びとほとんど恐怖（きょうふ）を持って、少年の頭上（ずじょう）のどこか右上を見つめながら、慌ててカバンの留め金をはずし、呟（つぶや）きました。
―主よ、私は…主よ、もしそれはなんじのために…なんじは貧しい人の後ろにたっていると聞いたことがありますが、それはこのように…ここで…私の前に？ …ちびっこよ、どうぞ！
セリョジャは、男性が彼に与えたものを見て、呆然（ぼうぜん）としました。それはドルでした…一枚、二枚、五枚、十枚…まだまだいっぱいあるその緑色の札！
セリョジャはそれを掴（つか）もうとしましたが、指が寒さでかじかみ、そのお金を持てませんでした。
―主よ、彼は凍えている！ 君は完全に凍えている！ すでにセリョジャの方に向きながら、見知らぬ男性は叫んで命じました。「さあ、すぐに私の車の中に、私が君たちを…君を君の家まで送る！」
男性は酔っていませんでした。自分の父を見て酔っ払いがどんなものかよく知っていたセリョジャには、すぐにそれがわかりました。本当にセリョジャは振り返って自分をこんなにも助けてくれるのが誰なのか見たかったのですが、その男性が突然消えてしまうことを恐れて、従順（じゅうじゅん）に男性についていきました。
降誕祭（クリスマス）のプレゼント
車中、暖かさで溶（と）けながら、少年は、最初渋々（しぶしぶ）、そしてそれから有頂天（うちょうてん）になって、質問に詳しく答え始めました。それまでママとどのように暮らしていたか、今はどうなのか。お祝いの晩御飯のことになると、男性は突然車を止めて、セリョジャをあの大きなお店に連れて行きました。さっき自分には手の届かない商品を眺めていたショーウィンドウに。
二人は限界まで詰め込んで店を出ました。男性はチーズ、サラミ、オレンジ、お菓子、そしてケーキまで入った袋をもって車に向かい、セリョジャは大きなテディベアを抱えていました。
二人がどうやってマンションにたどり着いたか、どうやってその階にあがったのか、彼は覚えていませんでした。すべては夢のようでした。正気（しょうき）を取り戻したのは、ようやく、ママが寝ていると注意されていた男性が、爪先立（つまさきだ）って部屋に入って、周りを見回し、ささやいた時でした。
―主よ、なんじはどうしてここに…彼らはどうやしてここに…じゃ！ 処方箋を持ってあしたお母さんを病院に連れて行くよ。お父さんの世話もするから。君はしばらく私のおばあちゃんのところで住むことになるね。その間に、私たちはここで主さえもてなして恥ずかしくないような修理（しゅうり）をやります！
ところで、― 男性は少年の耳に屈んで言いました。―彼はよく君たちのところにいらっしゃるの？
―だれが？とセリョジャはまばたきしました。
―えーと、彼…自らが！と男性はためらって、ランパーダがその前に燃え続けるイコンに目を向けました。―イイスス・ハリストスが！
―では、これが神さまですか？―今ようやく少年にすべてがわかりました。―これ全部神さまのおかげ？！
30分後、セリョジャは男性を見送ってから、グラグラの折りたたみベッドで横になって、夢の中で何も気づいていないお母さんの寝息に聞き耳を立てていました。窓の外では、濃紺（のうこん）が急に明るくなり始め、朝になりました。向こう側のマンションの窓の光はとうに消え、もう花冠のようには見えませんでした。白樺の木も、もはやクリスマスツリーであることを望みませんでした。しかし、少年はもうそのことに寂しくありませんでした。彼は知っていたのです。来年は、とうとう、自分たちに本当のクリスマスツリーとめでたいお祝いがきっとあると。
彼に恐ろしかったのはたった一つ。それはこのベッドの中ではなく、凍った玄関で目覚めること。でもそこで、テディベアを一層（いっそう）ぎゅっと抱き締めながら、自分を安心させました。降誕祭の夜になんという奇蹟がありうることか！
修道士ワルナワ・サニン
修道士ワルナワの作品・翻訳は、どなたでもご自由に引用できます。
ただし、引用の際には、必ず著者の名前をご記載下さい。
ここで使われている絵はヴャチェスラフ・ポレジャエフによるものです。
Березовая елка (святочный рассказ)
Каких только чудес не случается в Рождественскую ночь! Сережа слушал, как мама читает ему святочные рассказы, и только диву давался. Все они, начинаясь грустно-грустно, заканчивались так, что даже плакать хотелось от радости. Были, правда, и рассказы с другим концом. Но мама, хмурясь, пропускала их. И правильно делала. Печального им хватало и в жизни.
За окном наступала темно-синяя ночь. Двор быстро чернел, и только береза под ярким фонарем продолжала оставаться белой. Крупными хлопьями, словно ватные шарики на нитках, которыми они когда-то украшали комнату с елкой, падал снег.
Перед Рождеством
Вспомнив то счастливое время, Сережа прищурил глаза. Береза сразу превратилась в ель, а многочисленные горящие в честь Рождества окна дома напротив стали светящимися гирляндами. Папа с мамой сновали по заставленной мягкой мебелью и увешанной коврами комнате. Они доставали из буфета праздничную посуду и накладывали в нее сыр, колбасу, дымящуюся картошку с мясом…
Сережа сглотнул голодную слюну и открыл глаза. Ель снова стала березой, а комната – пустой и унылой, где не было ни ковров с креслами, ни праздничного стола, ни папы… Мама лежала на истрепанном диване, читая про то, как бедный мальчик однажды попал из жалкой лачуги на рождественский бал во дворец. А папа… его последний раз он видел на вокзале, в окружении точно таких же спившихся бомжей.
– Ну, вот и все! – сказала мама, переворачивая последнюю страницу.
“Как жаль, что такое бывает только в книгах!” – вздохнул про себя Сережа и вслух спросил:
– А почему эти рассказы – святочные?
Мама подумала и улыбнулась:
– Наверное, потому, что они про Рождество. Ты же ведь теперь знаешь, что сегодня кончается пост.
– Он у нас и завтра будет! – буркнул Сережа.
– … и наступает самая веселая неделя, которая называется святки! – делая вид, что не слышит его, закончила мама.
– Самая грустная неделя… – снова искаженным эхом повторил мальчик. Мама с трудом приподнялась на локте и затеплила перед стоявшей на столе иконой лампаду:
– Ну, вот и праздник. С Рождеством Христовым, сынок! Я так хотела, чтобы и у нас с тобой были настоящие святки, но…
Мама
Недоговорив, она легла лицом к стене. Плечи ее вздрагивали. Чем Сережа мог помочь ей? Обнять? Сказать что-нибудь ласковое? Но тогда она заплачет навзрыд, как это уже бывало не раз. И он опять стал глядеть в окно на березовую ель и радужные из-за слез на глазах окна.
Он знал, что мама надеялась получить сегодня щедрую милостыню у храма, куда придет на Рождество много-много людей, и, помнится, даже помогал ей мечтать, как они потратят эти деньги. Но у мамы заболело сердце, и врач сказал, что ей нужно ложиться в больницу. “Только лекарства, – предупредил он, выписывая рецепт, – надо купить за свой счет”. А самое дешевое из них стоило больше, чем мама зарабатывала за месяц, когда еще работала дворником. Где им достать таких денег?
Где достать денег?
Сережа перевел глаза на огонек лампадки. После того, как папа, пропив все самое ценное, исчез из дома, они постепенно сдали в комиссионку мебель и вещи. Осталось лишь то, чего нельзя было продать даже на “блошином” рынке: этот вечно пугающий острыми зубами пружин диван, царапанный-перецарапанный стол, хромые стулья…
Мама хотела продать и родительскую икону, но какая-то бабушка сказала, что она называется “Всех Скорбящих Радость”, и если мама будет молиться перед ней, то Бог и Пресвятая Богородица непременно придут на помощь.
Никто на свете уже больше не мог помочь им, и мама послушалась совета. Она сделала из баночки лампадку и, наливая в нее дешевого масла, отчего та почти сразу же гасла, стала молиться, а потом ходить в храм, где до и после службы просила милостыню.
И, удивительное дело, продавать им давно уже было нечего, денег достать неоткуда, потому что маме из-за болезней пришлось оставить работу, но еда, пусть самая черствая и простая, в доме не переводилась. Сегодня, после первой звездочки, они даже поужинали по-праздничному – черным хлебом с селедкой под луком! А вот завтра, холодея, вспомнил Сережа, им совсем нечего будет есть.
И тут он понял, чем может помочь маме! Если она сама не в силах пойти за милостыней, то должен идти он! Нужно было только дождаться, когда мама уснет или погаснет лампадка, чтобы он мог незаметно уйти из дома. Но огонек в этот раз почему-то горел и горел. К счастью, мама вскоре задышала по-сонному ровно, и Сережа, наскоро одевшись, неслышно скользнул за дверь.
На улице
Улица встретила его разноцветным сиянием и многоголосой суетой. Со всех сторон завывающе подмигивали огни реклам. Мчались, шипя колесами, по заснеженному асфальту автомобили. Люди, смеясь и радуясь празднику, шли – одни обгоняя его, другие навстречу… Десятки, сотни, тысячи людей, и ни одному из них не было дела до одиноко идущего мальчика, у которого дома осталась больная мать.
Сережа шел, и ему казалось, что все это он уже где-то видел и слышал, причем совсем недавно. “Ах, да! – вспомнил он. – В святочных рассказах”. Только там бездушными прохожими были жившие лет сто назад, а не эти люди, а бедным мальчиком – он сам. И хотя в ближайшем храме, и в другом, и в третьем всенощная служба уже отошла, его не покидало ощущение, что с ним тоже может произойти что-то необыкновенное.
Он уже не шел – бежал по улицам. И только раз, проходя мимо большого магазина, остановился и долго, расплющив нос о витринное стекло, смотрел на ломившиеся от всяких вкусностей прилавки и на огромного плюшевого мишку в отделе подарков.
Наконец, обежав и исколесив полгорода на трамвае, он увидел церковь, в котором еще шла ночная служба. Встав на паперти, Сережа робко протянул руку и, завидев приближавшихся людей, выдавил из себя непривычное:
– Подайте, ради Христа!
Подайте… ради Христа!
Первый рубль, который вложил ему в ладошку старичок, он запомнил на всю жизнь. Потом одна женщина дала ему две десятикопеечные монетки, а другая – пряник. И все. После этого переулок перед храмом как вымер.
Сережа понял, что, опоздав к началу службы, он должен дождаться ее окончания, когда начнут выходить люди.
Зайти же в храм, где громко пели “Христос раждается…”, он боялся – вдруг за это время появится еще какой-нибудь щедрый прохожий?
От долгого стояния на одном месте стали мерзнуть ноги. Варежки он в спешке забыл дома и теперь вынужден был поочередно греть в кармане то одну, то другую руку. Наконец он присел на корточки и, не опуская ладошки – вдруг все же кто-то пройдет мимо, – почувствовал, как быстро проваливается в сон.
…Очнулся он от близкого громкого разговора. Сережа открыл глаза и увидел высокого красивого мужчину в распахнутой дубленке, с толстой сумочкой на ремешке, какие носят богатые люди.
– Можешь поздравить! – говорил он кому-то по трубке-телефону. – Только что исповедался и, как говорится, очистил сердце! Такой груз с души снял… Все, еду теперь отдыхать!
– Подайте… ради Христа! – испугавшись, что он сейчас уйдет, с трудом разлепил заледенелые губы Сережа. Мужчина, не переставая разговаривать, достал из кармана и небрежно протянул – Сережа даже глазам не поверил, но каких только чудес не бывает в Рождественскую ночь – сто рублей!
– Спасибо! – прошептал он и сбивчиво в порыве благодарности принялся объяснять: “У меня ведь мама больна … рецепт… есть нечего завтра… было…”
– Хватит с тебя. Остальное Бог подаст! – поняв его по-своему, отмахнулся мужчина.
Чудеса есть!
И тут произошло что-то непонятное… странное… удивительное! Мужчина вдруг изменился в лице. Брезгливое выражение исчезло, и на смену ему пришло благоговейное. Он с восторгом и почти с ужасом, глядя куда-то выше и правее головы мальчика, стал торопливо расстегивать сумочку, бормоча:
– Господи, да я… Господи, да если это Тебе… Я ведь только слышал, что Ты стоишь за нищими, но чтобы это было вот так… здесь… со мною?.. Держи, малыш!
Сережа посмотрел на то, что давал ему мужчина, и обомлел. Это были доллары… Одна, вторая, пятая, десятая – и сколько их там еще – зеленоватые бумажки! Он попытался ухватить их, но пальцы так задеревенели на морозе, что не смогли удержать этого богатства.
– Господи, да он же замерз! Ты ведь замерз совсем! – обращаясь уже к Сереже, воскликнул странный мужчина и приказал: “А ну, живо ко мне в машину, я отвезу вас… тебя домой!”
Мужчина не был пьян. Сережа, хорошо знавший по папе, какими бывают пьяные, сразу понял это. Он очень хотел оглянуться и посмотреть, кто это так помогает ему, но, боясь, что мужчина вдруг исчезнет, покорно пошел за ним следом.
Рождественские подарки
В машине, отмякая в тепле, он сначала нехотя, а потом, увлекаясь, стал подробно отвечать на вопросы, как они с мамой жили раньше и как живут теперь. Когда же дошел до того, каким был у них праздничный ужин, мужчина резко затормозил машину и повел Сережу в тот самый большой магазин, у витрины которого он любовался недоступными ему товарами.
Из магазина они вышли нагруженными до предела. Мужчина шел к машине с пакетами, в которых были сыр, колбаса, апельсины, конфеты и даже торт, а Сережа прижимал к груди огромного плюшевого мишку.
Как они доехали до дома, как поднялись на этаж, он не помнил. Все происходило как во все. Пришел он в себя только тогда, когда предупрежденный, что мама спит, мужчина на цыпочках пробрался в комнату, осмотрелся и прошептал:
– Господи, да как же Ты сюда… да как же они здесь… Значит, так! Рецепт я забираю с собой и завтра же отвожу твою маму в больницу. Папой тоже займусь. Ты пока поживешь у моей бабушки. А здесь мы за это время такой ремонт сделаем, что самого Господа не стыдно принимать будет! Кстати, – наклонился он к уху мальчика, – а Он часто у вас бывает?
– Кто? – заморгал Сережа.
– Ну, Сам… Он! – мужчина замялся и показал взглядом на икону, перед которой продолжала гореть лампадка. – Иисус Христос!
– Так значит, это был Он? – только теперь понял все мальчик. – И все это – благодаря Ему?!
Через полчаса Сережа, проводив мужчину, лежал на своей расшатанной раскладушке и слушал, как дышит во сне даже не подозревавшая ни о чем мама. За окном быстро наступало светло-синее утро. Окна в доме напротив давно погасли и не казались уже гирляндами. Береза тоже не хотела больше быть елью. Но ему теперь не было грустно от этого. Он знал, что в следующем году наконец-то и у них обязательно будут настоящая елка и святки.
Единственное, чего он страшился, так это проснуться не в этой постели, а на промерзшей паперти. Но тут же, сжимая покрепче плюшевого мишку, успокаивал себя: ведь каких только чудес не случается в Рождественскую ночь!
Монах Варнава (Санин)
Цитировать произведения или перевод работ монаха Варнавы Санина может каждый при указании имени автора. Здесь представлены рисунки Вячеслава Полежаева.
